Институт общей физики им. А.М. Прохорова

Книга памяти

Николай Борисович Делоне в моей жизни.

М.В. Аммосов, до 1996 - Институт Общей Физики РАН, настоящее время - религиозная организация "Евреи за Иисуса".

   Мне несказанно повезло, что в моей жизни был Николай Борисович. Он играл в ней вполне определенную роль, роль научного руководителя, но стал для меня намного большим, чем научный руководитель. Самое замечательное, что то же самое про него могут сказать многие из его учеников.

   На тот момент, когда мы познакомились, он уже был маститым ученым. Ему тогда было 56 лет. Это было в 1982 году. У него за плечами уже была и плодотворная работа в ядерной физике, и его пионерские труды в области многофотонной ионизации атомов лазерным излучением /1-3 /. Я же был далеко не лучшим студентом четвертого курса Московского Физико-Технического Института, и в программе обучения этого курса значился опыт практической работы в действующей лаборатории; для моего факультета это были лаборатории Института Общей Физики Академии Наук СССР. До сих пор для меня загадка, каким образом я оказался в группе Николая Делоне. Божий промысел, не иначе!

   Мне сразу Николай Делоне пришелся по душе, я был рад с первых дней, что попал к нему. Почему? Вовсе не потому, что он был в действительности прекрасным ученым и прекрасным руководителем, все это я тогда совершенно не мог оценить просто потому, что мне еще не с чем было сравнивать, я не представлял совсем, что такое хорошо и что такое плохо в науке. Отец мой работал тогда в Институте Химической Физики АН СССР, мать в НИИ Вакуумной Техники, поэтому я до встречи с Николаем Борисовичем был знаком со многими научными работниками лично. Но вот о реальной научной деятельности на тот момент я знал только понаслышке, да из кинофильмов. Так чем же мне тогда понравился Николай Борисович? Дело в том, что он отвечал всем эталонам ученого, воспетого в советской литературе и кинематографе того времени. Эталоном в понимании молодого человека, еще ничего не понимавшего в самой науке.

   Первая составляющая этого эталона была очевидной - он был профессор, работавший в одном из лучших Институтов Академии Наук, ученый, имевший международное признание. Он действительно был "настоящим", был среди тех, перед кем природа открывала свои секреты.

   Вторая составляющая - он был представителем известной, и даже аристократической фамилии. Николай Борисович родился в потомственной семье московской интеллигенции. Его отец, Борис Николаевич Делоне, был известным математиком, членом-корреспондентом АН СССР, имевшем правительственные награды, известным альпинистом, даже одним из основоположников советского альпинизма. Дед Николая Борисовича с тем же именем (Николай Борисович) был также математиком, и, кроме того, будучи учеником известного русского ученого Н.Е. Жуковского, создателя аэродинамики, очень увлекался планеризмом на рубеже 19-го и 20-го веков. Вообще род Делоне в России вел свое начало от некоего врача Наполеоновской армии, который остался в царской России в начале 19-го века после русско-французской войны.

   Если уж говорить о знаменитых родных Николая Борисовича, то невозможно не упомянуть его сына Вадима Делоне. Он был поэтом, правозащитником. Был осужден за участие в демонстрации протеста немногочисленных смельчаков (демонстрации прямо на Красной Площади) против ввода советских войск в Чехословакию в 1968 г. После освобождения написал повесть о своем лагерном опыте "Портреты в колючей раме", которая впервые была опубликована в 1979 г. в парижском журнале "Эхо". Мне в руки попала эта повесть, изданная в популярном советском журнале "Юность" в 1991 году, уже после смерти Вадима Делоне.

   Третья составляющая эталона советского ученого в моих тогдашних глазах - он имел широкий круг интересов: как и его отец, он много времени посвящал спорту и туризму (пешком, с рюкзаком и палаткой), в том числе альпинизму, очень любил кататься на лыжах, чем занимался регулярно, наверное, исходил все подмосковные леса. Первое что бросалось вам в глаза, когда вы входили в его квартиру, были беговые лыжи, несколько пар, очевидно, всех членов семьи, прикрепленные к стене прямо напротив входной двери. Он так же увлекался живописью, писал сам; бывая у него дома, я видел его картины.

   Уже значительно позже нашего первого знакомства я лично присутствовал на не-научном выступлении Николая Борисовича. Это происходило в 90-х годах в Канаде, в Университете Лаваль, когда он был гостем известного профессора Си Лианга Чина. Помимо всевозможных научных обсуждений, был устроен показ слайдов, снятых лично Николаем Борисовичем во время его туристического похода к знаменитому Белозерскому монастырю на Севере Европейской части России. Прекрасная русская природа, замечательная архитектура монастыря и квалифицированные комментарии профессора Делоне произвели тогда неизгладимое впечатление на канадцев, собравшихся в заметном количестве на это не совсем обычное мероприятие.

   Также меня в нем привлекали еще две черты. Он ценил общение с молодежью. Я это испытал на себе, и наблюдал на своих сверстниках, которых было с полдюжины в нашей группе. Кроме того, его окружал ореол нестандартности, даже некоторой таинственности. Судите сами. Его сын - диссидент, сам Николай Борисович не был ни коммунистом, ни даже комсомольцем в молодости (я пишу "даже", потому что в комсомол вступали все советские люди при достижении 14 летнего возраста), при этом он умудрялся быть уважаемым советским ученым. Позже, я узнал, что из-за сына Николая Борисовича долгое время не выпускали за границу. Была и еще одна деталь. Советский ученый, ученый физик верил в Бога! Это уже было совсем непостижимо в то время для меня, убежденного и даже воинствующего атеиста, как подавляющее большинство современников. Его веру я списывал тогда на профессорские причуды.

   Надо сказать, что именно сам факт, что Николай Борисович был верующим человеком, впервые меня заставил всерьез подумать о Боге. Эти размышления стали началом моего собственного, правда, довольно длинного и извилистого, пути к христианской вере.

   Удивительно, что он как-то естественно, без фальши, без каких бы то ни было вербальных обсуждений этой темы, как человек, имеющий полное право, очень скоро занял в моей жизни положение не только научного руководителя, но в буквальном смысле наставника. Причем это произошло абсолютно незаметно для меня, я осознал, кто для меня есть Николай Борисович лишь через многие годы после начала нашего знакомства. Он постепенно, опытной рукой формировал из меня не только физика - исследователя, но и мою личность через воспитание правильного отношения к работе вообще, к научной деятельности, в частности. Такое воспитание, конечно же, формировало и мое отношение к жизни в целом.

    Он был высоко организованным человеком. Это имело большое значение, он был примером для меня. Начать с того, что Николай Борисович никогда и никуда не опаздывал, это довольно редкое качество. Надо признаться, что в то время я подобным качеством не обладал ни в коей мере, я просто не понимал, что в этом качестве есть большая ценность. Хотя, конечно же, как и многие, слышал расхожую поговорку "Точность - вежливость королей". Слышать, то слышал, но вот понять, что пунктуальность есть проявление уважения к людям в действии, и, наоборот, что опоздания есть проявление реального неуважения к людям: Боже мой, сколько же терпения понадобилось Николаю Борисовичу, чтобы хоть немного (!) привить мне понимание ценности пунктуальности.

   Он научил меня смотреть вперед, планировать, продумывать свою деятельность, как в мелочах, так и в серьезных делах. Причем делал это легко, с улыбкой, не навязчиво, больше на собственном примере. Никогда не забуду его фразу, которая сказанная мне лично, наконец, принесла мне понимание, понимание не вообще, но вполне конкретное, как руководство к действию, того, что планирование - неотъемлемая часть успешной работы: "Наконец-то, Максим задумался о будущем". Причем фраза была высказана вскользь, скорее в качестве его начальнического одобрения на какое-то мое предложение по вполне определенной проблеме. Но по его слегка ироничному тону, я понял, что он давно заметил у меня отсутствие умения планировать (о чем я, понятно дело, ни сном, ни духом) и что он был рад тому, что, наконец, процесс пошел.

   Его высокая организованность, прежде всего, проявлялась в его стиле работы. Как же мне нравилось, когда надо было что-то всерьез обсуждать, какой-либо печатный труд (мою диссертацию или совместную статью), и Николай Борисович приглашал меня к себе домой для этого самого обсуждения. Мы садились за его огромный рабочий стол, поверхность которого была абсолютно чиста, никаких груд наваленных ксерокопий журнальных статей, никаких рукописей, лишь раскрытый еженедельник на дальнем краю стола. Все необходимые для работы материалы были у Николая Борисовича разложены по многочисленным папкам, папки в полном порядке рассованы по полкам его стола. Перед обсуждением Николай Борисович доставал либо чистую бумагу, либо рукопись, которая обсуждалась, несколько ручек (не одну), в квартире была полная тишина. Этот листок бумаги или обсуждаемая рукопись на огромном и пустом столе исподволь обучали порядку, неспешности, ясности и концентрации мысли, фундаментальности подхода к решению любой проблемы.

   Надо сказать, что я до сих пор (через более 25 лет нашего знакомства) пытаюсь научиться у него его стилю общения с людьми, особенно с подчиненными. Он всегда был на Вы со мной, всегда ощущалось его искреннее уважение ко мне, чтобы я не натворил. Даже когда он сердился на меня, он никогда не повышал голоса, никогда не применял ко мне никаких административных мер. Такое отношение распространялось отнюдь не только на меня. Он ко всем относился на удивление ровно (по крайне мере, внешне), особенно и подчеркнуто уважительно (всегда на Вы) - к молодежи.

   При всей его демократичности, он был весьма требовательным человеком. Это касалось в первую очередь науки. Физика была для него основным приоритетом. Не отношения с людьми, не около-научные соображения (известность, "политические" мотивы), но качественный научный результат. Вокруг этого строилась его собственная научная деятельность, это он требовал от своих подчиненных, это он ценил в других.    Именно такой жизненный приоритет постепенно формировался в каждом его ученике, в ком больше, в ком меньше, но деваться от этого было некуда, потому что Николай Борисович буквально излучал собой приоритетное отношение к науке.

   Он умел создать вокруг себя творческую атмосферу в коллективе, свободную, но рабочую. Он потратил большое количество своего времени, сил, нервов на создание целой многофотонной "мафии" - свободного сообщества ученых, которые занимались экспериментальными и теоретическими исследованиями многофотонной ионизацией атомов в научных лабораториях самых разных городов СССР: Ужгород, Ташкент, Воронеж, Тбилиси, Санкт Петербург, Кишинев. Москвичи были заняты многофотоникой не только в Институте Общей Физике, но и в Физическом Институте, МГУ, Инженерно-Физическом Институте, Курчатовском Институте Атомной энергии. Делоне являлся бесспорной главой этого сообщества. Многие из этого сообщества были его учениками. Николаем Борисовичем были организованы ежегодные многофотонные совещания в Ужгороде, им были организован еженедельный многофотонный семинар в Институте Общей Физики, который работает уже более 35 лет (сейчас его возглавляет профессор Михаил Владимирович Федоров), и который собирает ученых из многих научных учреждений Москвы и не только Москвы. И, что важно, это сообщество, это большое количество заинтересованных людей, эти многочисленные обсуждения были великолепным инструментом для того, чтобы формировать научное мировоззрение в молодых людях. Николаем Борисовичем была создана целая научная школа многофотонных процессов.

   Как я уже упоминал, в начале своей работы под руководством Делоне я был студентом, и, конечно, имел тогда "студенческий" подход к деятельности: выучить материал, сделать задание. Для студента важно прочесть в учебнике какую-то научную истину или услышать на лекции, понять ее, запомнить, применить, если потребуется. Главная цель - усвоить и быть способным показать свои знания. Именно из-за участия в различных обсуждениях научных проблем в этом самом многофотонном сообществе я смог избавиться от своего "студенческого" подхода, понять, что научный поиск - живой динамичный процесс, который требует анализа с привлечением разных точек зрения, обдумывания, обсуждения, приводит, порой, к выводам, противоположным исходным положениям. Помню важный для моего избавления от студенческого подхода случай. Однажды, слушая высоко-научное обсуждение Николая Борисовича с кем-то из его коллег в кулуарах какого-то семинара, я был рад, что могу хоть что-то вставить в этот разговор, потому что совсем недавно прочел то ли главу из монографии Делоне, то ли его классическую статью на обсуждаемую тему. К моему огорчению, Николай Борисович довольно резко отреагировал на мое высказывание: "Это давно устаревшая точка зрения". На этом мое первое участие в высоко-научном разговоре было закончено. Помню в глубине души, я даже слегка обиделся на своего руководителя, чувствовал себя обманутым (!). Ну как же, он сам так написал, я это прочел, запомнил, высказал, а он говорит, что это неверно! Но это и был мой первый шаг к пониманию, что в научной деятельности нужно следить за литературой, что в отличие от студенческих учебников, где прописаны незыблемые истины, современная наука живая, изменчивая, и для того, чтобы понимать предмет обсуждения, одной прочитанной статьей не обойдешься. Что ж, мало помалу, шаг за шагом.

   Помню и другой случай, произошедший позднее предыдущего и связанный с чрезвычайной полезностью этих самых научных обсуждений. В том смысле, что я на собственной шкуре ощутил и понял эту полезность. Проходил очередной многофотонный семинар под руководством Николая Борисовича. В начале семинара, перед выступлением заявленных докладчиков, обычно обсуждали новые научные работы, недавно появившиеся в печати. И вот, я, традиционно молчавший на таких обсуждениях (поскольку в зале было полно корифеев), вдруг медленно начинаю соображать, причем с большим внутренним удивлением, что обсуждаемая работа имеет прямое отношение к теме моей будущей диссертации. Более того, я даже знаю ответ на тот вопрос, который горячо обсуждался. Никогда не забуду своего состояния, когда я попросил слова перед столь солидной аудиторией и высказал свои соображения. Слава Богу, на этот раз они были одобрены, и более того эти соображения стали основой моей первой самостоятельной научной публикации / 4 / и частью моей диссертации.

   Покровительственное, даже отеческое отношение ко мне Николая Борисовича проявилось и в истории написания известной работы, так называемой теории АДК /5/. В 1985 году в Москве проходила, если не ошибаюсь, 9-я по счету международная конференция по нелинейной оптике. На нее приехал профессор С.Л. Чин из Канады и привез свои новые результаты по туннельной ионизации атомов излучением СО₂-лазера /6/. Причем эти результаты тогда еще не были опубликованы, он привез их, чтобы обсудить с Николаем Борисовичем. Помню прекрасно, как мой начальник пригласил меня на это обсуждение. Это было совершенно неожиданно для меня, ведь я только-только закончил институт, был весь еще в плену своего "студенческого" подхода, а тут меня зовут на обсуждение одной из самых горячих проблем современной науки. Помню свою некоторую отстраненность при обсуждении, мне трудно было поверить, что я там, где должен быть. Николай же Борисович, наоборот, чувствовал себя, как рыба в воде, был очень активен, и явно в приподнятом настроении.

   После окончания обсуждения мне стало ясно, почему. У него в голове созрел четкий план действий по теоретическому описанию новых результатов. Только желанием мне добра, моего продвижения, развития, научению серьезной научной работе, могу объяснить решение Николая Борисовича привлечь меня к этим вычислениям, других причин просто не было. Делоне сказал мне, что нужно обратиться обязательно к Владимиру Павловичу Крайнову, он подскажет мне (!), что и как конкретно нужно сделать по плану Николая Борисовича. Потом было обсуждение с Крайновым, потом Николай Борисович потащил меня на обсуждение проблемы с Леонидом Вениаминовичем Келдышем, автором пионерской теоретической работы по ионизации атомов сильным полем / 7 /, который был тогда директором Физического Института АН СССР (!). Господи, со мной ли все это происходит? Потом я был дома у Крайнова, и он показывал мне, что нужно сделать, реально делая это сам. На мою долю выпала лишь проверка вычислений Крайнова, сопоставление с экспериментом, участие в обсуждении текста статьи с профессорами Делоне и Крайновым, да техническая подготовка текста к печати. К моему стыду, с последней частью своей работы я справился плохо, как известно, после опубликования в работе были обнаружены досадные опечатки в вычислениях. Одним словом, мое участие в этой работе было просто проявлением чрезвычайной благожелательности ко мне Николая Борисовича и Владимира Павловича, было незаслуженным авансом на мою дальнейшую научную деятельность. Фамилии авторов были поставлены в алфавитном порядке, как было тогда принято в советских научных журналах. Этот порядок никак не отражает величину вклада каждого. Конечно, никто из нас троих, меньше всех я сам, мог представить, какой широкий отклик найдет эта работа, в основном, благодаря ссылкам на нее профессора Чина (см. например, /8/).

   Николай Борисович буквально втащил меня в науку. С точки зрения научной карьеры я обязан ему просто всем. Но, как уже упомянуто, дело было не только в науке. Он научил меня трудолюбию, ответственности, нацеленности, реальным навыкам как теоретической, так и экспериментальной работы, которые так пригодились мне на всю мою жизнь и не только в науке. Его заботами и содействием профессора Си Лианга Чина я оказался в 90-х годах на двухгодичной стажировке в лаборатории Чина в Канаде. Эта стажировка была плодотворной и окончательно сформировала из меня научного работника, за что я очень благодарен профессору Чину, ну и конечно, Николаю Борисовичу.

   Как я уже писал в начале этой небольшой статьи, далеко не я один обязан в такой степени Николаю Борисовичу, только на рубеже 80-х и 90-х годов из его рук вышли еще четверо ученых: Михаил Иванов, Федор Ильков, Игорь Киян, Михаил Малахов. А ведь были еще и 60-е годы, 70-е, и 2000-е.

   Воистину, все мы, кому посчастливилось трудиться под началом или в сотрудничестве с Николаем Борисовичем Делоне, можем по праву гордиться такой удачей в жизни: быть рядом с обаятельным и талантливым человеком, прекрасным ученым, замечательным педагогом.

   В заключении выражаю свою благодарность профессорам С.Л. Чину, М.В. Федорову, В.П. Крайнову, которые побудили меня написать эту статью.

Литература

/1/ N.B. Delone and V.P. Krainov. 1985, Atoms in strong light field. Springer, Heidelberg.

/2/ N.B. Delone and V.P. Krainov. 1995, Multiphoton process in atoms. Springer, Heidelberg.

/3/ V.P. Krainov, G. Mainfray, S.L. Chin, J.H. Eberly, P.Agostini, and M.V. Fedorov. 2008, Physics today, http://www.physicstoday.org/obits/notice_330.shtml (brief review of N.B. Delone's works); see also papers in this issue.

/4/ M.V. Ammosov. 1991, J. Opt. Soc. Am. B, 8, 2260.

/5/ M.V. Ammosov, N.B. Delone, and V.P. Krainov. 1986, Sov. Phys. JETP, 64, 1191.

/6/ S.L. Chin, F. Yergeau, and P. Lavigne.1985, J. Phys. B, 18, L213.

/7/ L.V. Keldysh. 1964, Sov. Phys. JETP, 20, 1307.

/8/ S.L. Chin, W.Xiong, and P. Lavigne. 1987, J. Opt. Soc. Am. B, 4, 853.

Напечатано в журнале "Laser Physics", vol. 19, No. 8, p. 1488, 2009.

вверх ^